Ей 16. Она играет каждый день, но только себе и для себя самой. Ее сцена — это ее комната. У нее много разных и глубоких интересов, но музыкальная часть жизни ей особенно важна. Мы знакомы недавно и видимся раз в неделю.

А еще она в прошлый раз сказала «только вы имейте в виду, дома я играю лучше, чем у вас».

Вооот. Раз — и выбить у учительницы почву из-под ног. Только к какому месту теперь это «имение в виду» пристегнуть. Вот эти все запас прочности, минимальные средства-максимальный результат, пройти все круги технических и творческих мук: чего, не надо уже что ли?

Самый уязвимый товарищ в этой истории, как оказалось, внутренний профессионализм: он первым теряет самообладание. В ноктюрне Шопена есть мажорный эпизод с повторяющимся пунктирным ритмом: 8-я с точкой и 16-ая и следом четверть. И тут выясняется, что есть навык читать ноты с листа, а вот ритм играется по слуху.

Отлично, думает профессионализм, сейчас я быстренько расскажу про группировку внутри размера, распределю группу из четырех 16-ых на 3+1, и мы чудненько заговорим на одном языке.

Но здесь так нельзя, здесь все по-другому. Слишком мало времени, и само время идет по-другому. И вот сидишь ты соображаешь. А потому говоришь «Вот… вот очень торжественная тут музыка: там, та-дам!».

И как же трудно в этот момент.

Дальше по очереди «откидываются» цель, результат. С ними вообще все не так, как в привычной школьной зачетно-экзаменационно-концертно-конкурсной жизни. Они другие настолько, что долго перестраиваешь мозги, чтобы начать их хотя бы замечать, не то что двигаться в их сторону.

— Ой, вы знаете, а мне раньше никто не говорил такие важные вещи. Когда я только начинала разбирать этот ноктюрн. Спасибо.

Время тогда не пришло, вот и не говорили, вслух размышляю я.

И обе мы чувствуем, как мир за этот час стал лучше, и гармонии в нем добавилось, и доброты. «А мы, а как же все мы?» кричат профессионализм, результат, цель, запас прочности, упорство и труд. А вот никак, братцы. Шопен не только для вас таких респрекрасных старался. Думаю, он даже был бы рад, если бы услышал сегодняшнее не самое совершенное в мире, но искреннее исполнение.